Сейчас экономика интересует всех. Точнее значительную группу тех, кто тратил рубли на текущее потребление, а сбережения делал в резервных валютах – долларах и евро. После обострения общего кризиса и возникновения конфликта между Россией и Украиной, включая присоединение Крыма и появление народных республик (ДНР и ЛНР), введение в ответ странами Запада санкций против России, падение рубля стало весьма заметным, российские граждане несут чувствительные потери. Отсюда стремление продавать рубли, которое приводит к их обесцениванию. Банк России 5 ноября сократил интервенции и приблизился к давно обещанному плавающему курсу национальной валюты. Первая реакция рынка состояла в новой волне падения: 7 ноября официальный курс вырос на 1,8 руб. или до 45,19 руб. за 1 долл.; евро – на 1,91 или до 56,55 руб.
Зачем тогда нужен плавающий курс?
Критика в адрес Банка России, в том числе в преступном или по меньшей мере некомпетентном решении, обрушилась сразу же: чтобы поддержать рубль, казалось бы, надо было его укрепить, сделать более дорогим, поднять цену. А всё было сделано как бы наоборот.
Хочу поддержать коллег из ЦБ и выскажу собственное мнение. Суть его в том, что решение Банка России было рассчитано не на дополнительное административное регулирование, а на подключение механизмов рынка. Оно состоит в том, что эффект ожидается от того, что силы рынка в первый момент обычно ускоряют падение, но это вызывает рост спроса на рубли и через несколько колебаний происходит их сокращение. Такой эффект мы могли наблюдать, по-моему, в 2008-ом году. Этот метод оказывает длительное действие в отличие от административного вмешательства. Конечно, есть риск его применения, но кто работает и добивается эффективности, должен рисковать. А рынок всегда связан с риском. Учитывая эти обстоятельства, я считаю решение нашего ЦБ абсолютно правильным. Разумеется, на его результаты влияют и другие риски, например, связанные с внутренней и внешней политикой, с ошибками, которые допускают политики.
В данном случае я считаю важным обратить внимание на то, что наши политики обычно не доверяют рыночным методам, предпочитают использовать волевые административные, законодательные или силовые методы. Пользуюсь случаем, чтобы отметить более высокую эффективность рыночных методов.
Но не только для этого. Решение ЦБ о плавающем курсе рубля интересно борьбой, которая развернулась вокруг, и воздействием его на стабилизацию российской экономики в нынешнем кризисе, на приближение её к подъёму.
Важно подчеркнуть, что в этот раз наш кризис отражает в значительной мере мировой кризис, начавшийся в 2008-ом году. Проявлю смелость и скажу, что кризис начался на Западе раньше. Я убежден, что во многом он был заложен в решении Алана Гринспэна, тогда, в 2001-ом году председателя Федеральной Резервной системы Центрального Банка США, который снизил учётную ставку процента ФРС с 6% до 1%, резко подняв спрос на кредиты ФРС. Его цель была способствовать оживлению американской экономики. Прямое следствие – оживление имело место, но не столько в Америке или в Европе, но больше в Китае, Индии, Бразилии и… в России.
Но такие решения, весьма популярные в политике, достигают иногда не только желаемых результатов. Процветание начального периода затем сменяется иными последствиями. Например, в 2007-ом году в США обнаружилось кризисное состояние системы ипотечного кредитования. Кредиты брались давно, скажем, в 2002-ом году. А потом ставки по ним повысились, многие заёмщики оказались неплатежеспособными. Наш кризис 2008-2009 гг. был одним из следствий тогдашнего американского кризиса.
Сегодня США уже выходят из него, демонстрируя высокие для развитых стран темпы роста ВВП – 2,0 – 2,5% в год. Хотя я не стал бы особенно рекламировать подобные успехи.
В Европе достижения более скромные: в 2013-ом году – минус 0,4%, а на 2016-й год прогноз ОЭСР – 1,7% . Только что появившийся доклад ОЭСР об итогах 2014-го года (Ведомости, 7/11/2014) улучшение состояния мировой экономики (3,1% роста ВВП в 2013-ом году и прогноз на 2016 г. – 3,9%) приписывают воздействию успехов США. Но при этом всё же в 2016-ом году от него ждут темпы 6,4%, много выше американских.
В целом о мировой экономике пока трудно делать однозначно позитивные выводы.
Вернёмся теперь к России. Состояние мировой экономики в эти годы оказало своё влияние на неё. Пока продолжалось оживление имени А. Гринспэна, в 2003-2008 гг. у нас длились «тучные годы». Их вторая половина характеризовалась большим повышением цен на нефть и газ, а также ростом их добычи. Особенность нашего развития состояла в том, что конфликт между бизнесом и бюрократией, начавшийся в 1997-ом году, в 2003-ем году завершился победой бюрократии и определённым снижением деловой активности. На фоне роста нефтяных цен эти события прошли для экономики малозаметно. Но в правовом и политическом отношении утвердившийся режим стал более авторитарным, в крайнем случае тем, что я, вслед за В. Меркелем и А.Круассаном (Е.Г. Ясин «Приживётся ли демократия в России». 2012 г., стр. 66) называю «дефектной демократией».
В 2008-ом году начался новый кризис. Мы его успешно преодолели со спадом на 7,9% в 2009-ом году. В 2010-2011 гг. мы в довольно бойком темпе (4,5; 4,3%) восстановили достигнутые позиции. Но затем темпы роста стали падать: 2012-й годы – 3,4%, 2013 – 1,3%. В 2014-ом году до ноября экономика являла в основном картину стагнации.
Имперские прогнозы на ближайшие последующие годы не дают оснований для надежд на заметное улучшение. Представляется очевидным, что прежние факторы роста исчерпаны и необходимо подключение новых. То, что происходит ныне, скорее всего, следует трактовать как наступление момента смены экономической политики. Впрочем, подобные выводы можно было сделать ещё после декабря 2011-го года.
События 2014-го года, особенно вокруг Украины, можно воспринять как попытку перехода к иной политике. Но последствия её осуществления показывают, что по сути это не другая политика или, во всяком, случае, не такая, которая может изменить ситуацию. Более того, краткосрочных мер, которые позволили бы быстро улучшить её, не удаётся предложить. Не видно! Хотя и быстрого ухудшения не предвидится. Можно подумать о среднесрочных мерах, скажем, на период в 3–4 года. Честно говоря, и в этом случае плана, который позволял бы надеяться на успех, не вырисовывается. Напомню, что в заделе у Правительства имеется «Программа Грефа» (2000 г.) и «Стратегия 2020», совсем недавняя по времени. Обе они представляют варианты политики, ориентированной иначе, чем фактически проводимая политика. И ныне, по всей видимости, чтобы включить в действие новые факторы, требующие больше времени на подготовку, следует думать о более длинных сроках, охватывающих, возможно, периоды как минимум на 10 лет или того больше.
Евгений Ясин
Источник: og.ru