фото: Алексей Меринов
На днях в Россию прибывает японский премьер Синдзо Абэ — и, судя по всему, его встречи в Кремле (а это будет уже третья российско-японская встреча на высшем уровне) могут окончательно сформировать новый вектор в общем российском Drang nach Osten. Рассматривавшийся традиционно в качестве оправдания ориентации на Китай «поворот на Восток» сегодня начинает постепенно переосмысливаться — прежде всего по причине растущего разрыва между политическими и экономическими параметрами сотрудничества с нашим основным союзником в Азии.
Хотя С.Караганов и его соавторы обыденно повторяют в своем бесконечном труде «К великому океану» (вып. 4, Москва, 2016, с. 14, в приложении), что «медовый месяц в российско-китайских отношениях продолжается, а схожесть взглядов на текущий миропорядок демонстрируется на самом высоком уровне», ситуация сегодня существенно отличается от той, какой она была пять или десять лет назад. Экономическое сотрудничество с Китаем во все большей мере доказывает свою односторонность. В 2015 году доля нефти и других видов сырья в российских поставках в КНР достигла 82,9%, превысив сырьевую «наполненность» российского экспорта в Европу. Если в год прихода В.Путина в Кремль профицит в российско-китайской торговле достигал $4,3 млрд, то прошлый год закончен с дефицитом в $20 млрд. Китайские инвестиции в Россию остаются ограниченными и практически полностью представляют собой портфельные покупки долей в крупных российских сырьевых холдингах: CNPC и Sinopec держат пакеты в «Роснефти», ее дочерних компаниях и «Сибуре»; CIC — в «Полюсе» и «Уралкалии»; High-landFund — в «Норникеле».
При этом в строительстве новых предприятий в России китайцы заинтересованы мало: по соглашению 2009 г. им разрешили строить вдоль границы с российской стороны ресурсодобывающие предприятия, а со своей стороны — перерабатывающие, и результат понятен.
Сейчас практически единственное, что интересует китайцев, — это наращивание экспорта и контроль за торговой и логистической инфраструктурой. Не зря в России закрепляется крупнейший в мире интернет-ритейлер Alibaba. Компания пока поставляет товары напрямую из Китая через систему AliExpress, но стремится не столько вкладываться в развитие собственной логистики, а присматривается к отечественному интернет-ритейлеру «Юлмарт». Сегодня на фоне рутинного конфликта между акционерами, когда российские банки потребовали досрочного возврата кредитов и приготовились к банкротству компании, верящий в партнерство с предпринимательским гением Джеком Ма Г.Греф вполне может выгодно продать Alibaba активы «Юлмарта», но общего положения китайских компаний в России это не изменит.
В отличие от китайцев, которые постоянно стремились обменивать ту самую «схожесть взглядов» на вполне конкретные экономические преференции (характерно, что никто так и не знает реальных параметров газовой «сделки века», под которую сейчас строится «Сила Сибири»), японцы часто шли на обострение политических отношений, но оставались достойными партнерами в хозяйственной сфере.
Еще в 1991–1992 гг. Mitsui и Mitsubishi выступили основными инвесторами в нефтегазовые проекты на Сахалине, результатом которых стал выход России на рынок СПГ — наиболее быстро развивающийся сейчас сегмент газового рынка в мире. Японский банк международного сотрудничества начинает сейчас кредитование нового проекта по сжижению газа — на этот раз в Арктике, в сотрудничестве с «Новатеком». Автосборочные заводы Nissan и Toyota работают под Санкт-Петербургом с конца 2000-х годов; Mazda закладывает завод во Владивостоке, Mitsubishi тоже ведет переговоры о производствах в России. После визита В.Путина в Японию в конце прошлого года в стране создали Фонд прямых инвестиций в Россию более чем на $900 млн, с помощью которого правительство намерено уже в этом году мобилизовать частные инвестиции более чем на $16,5 млрд — причем в основном в обрабатывающей промышленности и наукоемких секторах экономики. Японские компании проявляют серьезный интерес к капиталовложениям в российские порты и частную инфраструктуру — причем не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах нашей страны.
Отличие Японии от Китая состоит в том, что Япония прошла свой индустриальный бум в 1960–1970-х годах, а сейчас промышленное развитие российского Дальнего Востока дало бы японским компаниям возможность экспортировать свои технологии и создавать дополнительный регион для аутсорсинга своего индустриального производства. Китай — и это показывает вся история нашего сотрудничества — рассматривает Россию не как производственную площадку, а как поставщика сырья и рынок сбыта, и потому сотрудничество с Пекином заведомо не принесет таких выгод, как с Токио.
Кроме того, меня существенно смущает постоянное подчеркивание политической составляющей отношений с Китаем — как минимум по двум причинам. С одной стороны, Китай всегда зависел от американского рынка и от американской финансовой системы — и потому он будет прислушиваться к США в случае, если Вашингтон попытается изменить условия сотрудничества (что, кстати, мы уже видели после визита Си Цзиньпина в поместье Трампа Мар-а-Лаго). Япония же — давний союзник Америки, и неожиданностей тут ждать не приходится.
С другой стороны, в переговорах с Японией Россия всегда свободна от каких-то «дружеских» обязательств — тут разговор идет только о бизнесе, и ни о чем больше, — в то время как Китай всегда может напомнить (и, думаю, напоминает) России, что именно он поддерживает Москву в условиях отчуждения с Западом и такая поддержка требует вознаграждения. Наконец, сотрудничество с Японией будет открывать России как раз «путь к великому океану», тогда как общение с Китаем станет все дальше геополитически заводить Россию в глубь Евразии, в то время как мировая экономика все более принимает «океанические» черты.
Каким бы путем ни пошла дальше Россия, она остается не азиатской, а европейской; не южной, а северной страной. Сегодня между нами и атлантическими державами наметился серьезный раскол — и его когда-то придется преодолевать (о чем, собственно, постоянно говорят и российские лидеры). С учетом этого обстоятельства лучше сближаться со страной, которая пусть и находится от нас на востоке, но является частью глобального Запада, чем с Китаем, который пока скорее относится к глобальному Югу. Особенно в условиях, когда Пекин не проявляет существенных инициатив в отношениях с Россией, а Токио впервые за долгие годы поверил в то, что «проблема северных территорий» может начать решаться, и готов многое предложить даже не за само ее решение, а по сути, за создание видимости прогресса в этом направлении.
Глядя на глобус, нужно признать, что «поворот на Восток» — если, конечно, мы будем достаточно последовательны — приведет нас… напрямую на Запад. Туда же мы попадем, если попытаемся оттолкнуться от российского берега «великого океана», а не будем переползать из бухты в бухту, сдвигаясь к югу.
У Китая был шанс превратиться в нашего главного экономического партнера и создать — если говорить по аналогии с Chimerica — RuСhin’у. В течение как минимум десяти последних лет Москва постоянно говорила о Пекине как о своем главном партнере в мире — но товарооборот между Китаем и Соединенными Штатами превышает нашу торговлю с КНР более чем в 8,5 раза; Россия не входит в число десяти крупнейших инвестиционных партнеров Китая; никакого толчка промышленному развитию России это сотрудничество не дало.
Поэтому, мне кажется, нужно делать ставку не на старые политические симпатии, а на новую экономическую реальность. И, поворачивая на Восток, решительно ориентироваться на того, кто восточнее…